[АХ~]

Название: Тили-тили-бом
Автор: Торт-оборотень
Размер: мини, 2666 слов
Пейринг/Персонажи: Милки, Рафаэлло, упоминается Киндер
Категория: джен, преслэш
Жанр: мистика
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Милки хочет завести хоть одного настоящего друга
Примечание/Предупреждения:
1.

спойлер

смерть персонажа;
2. в тексте используется строчки из "Космической сказки" и этой колыбельной (прочтение тоже желательно под нее):


— Окрашен космос в черный цвет, — негромко напевал Милки себе под нос, перешагивая через кучи палого листья. В этом парке убирали их нечасто, а на зиму и вовсе оставляли здесь: греть землю от снега, как говорил старый сторож. — Поскольку атмосферы нет…
Милки ненадолго прервался, вглядываясь вдаль. Парк был почти пустым: кроме него здесь в такое время, промозглый от сизого тумана осенний день, не бродил никто. Ему было уютно в одиночестве — можно было спокойно петь эту глупую детскую песенку, не стесняясь шумных знакомых.
Он обещал собрать осенние листья для украшения дома в честь Дня Всех Святых, и в одной руке у него уже была растрепанный желтый букет. Изредка попадались и едва зеленоватые, и красные — последние нравились Милки больше всего.
Он наклонился, чтобы подобрать попавший под ноги липовый листочек темно-багряного цвета, и снова начал:
— Окрашен космос в черный цвет, — голос почему-то немного подрагивал, от холода или от усталости. Милки бродил тут уже не меньше пары часов, но домой уходить не хотелось. Тем более, вот там, за узенькими дорожками, что-то призывно-ярко краснело на голых ветвях — наверняка листья, именно такие, как нужно. Милки поспешил вперед, сам не замечая, как ускоряет шаг. Почему-то парк, казавшийся таким тихим и уютным мгновения назад, понемногу холодел, и все больше сгущался сероватый туман у него ног. Даже петь уже не хотелось. Милки улыбнулся — сам для себя, чтобы приободриться. Он часто улыбался, даже когда ему было совсем плохо. В такие моменты он представлял, что у него есть друг, который переживает с ним все невзгоды и неудачи. Его улыбка обязательно бы порадовала и поддержала, поэтому Милки даже иногда говорил с ним вслух, чтобы тот не слишком скучал.
Листьев на том дереве не оказалось — ни красных, ни желтых.
То, что принял за них, на самом деле было алой лентой, причудливо завязанной на несколько бантов. Яркая, новенькая, ни капли не выцветшая и не потемневшая, она смотрелась необычно и сразу привлекала взгляд. Милки, подумав несколько секунд, осторожно положил собранные листья на землю и подошел к ветке. Она была старая, широкая и очень крепкая; висела так высоко, что Милки только с пятой попытки сумел подпрыгнуть, чтобы ухватиться за трепещущий на ветру кончик ленты. Дальше оказалось совсем просто: лента развязывалась легко и будто сама стелилась ему в руки. Не прошло и нескольких секунд, прежде чем она, все такая же яркая, не потертая, очутилась у него в руках.
Милки обрадованно улыбнулся, поглаживая ее ладонью:
— Теперь ты не замерзнешь и не промокнешь от дождя, — доверительно пробормотал он, склонившись совсем близко к собственной ладони, сжимающей ленту. Та, конечно же, не ответила, и Милки сам рассмеялся — надо же, как глупо он себя все-таки иногда ведет. Разговаривать с лентой, придумает ведь.
— Я украшу тобой самую красивую тыкву, — пообещал он и, вновь прибавив шагу, поспешил домой, забыв даже про брошенные у дерева листья. На душе вдруг стало так светло и радостно, что не терпелось поделиться этой радостью с остальными.
Если бы, конечно, было с кем.

Брат еще не вернулся с работы — в последнее время он там пропадал целыми днями и ночами, и Милки боялся лишний раз отвлекать его ради своих глупостей. Бормоча себе под нос всякую чепуху, он проскользнул к себе в комнату, разматывая по пути любимый темно-синий шарф.
В комнате было темно и почему-то холодно — наверное, забыл закрыть окно, уходя из дому. Милки включил свет и подошел к подоконнику, всматриваясь в темный сад. Луну закрывали густые облака, а уличный фонарь отчего-то погас. Смотреть долго в ночную пустоту стало неуютно, и Милки прикрыл окно, задернул шторы.
— А сейчас я вырежу листочки, — вслух произнес он, садясь за стол и вытаскивая из ящика стола стопку цветной бумаги и ножницы.
Много-много желтых листов, оранжевые, зеленые и, конечно же, красные. Их он вырезал с особой тщательностью, стараясь не испортить такую красивую бумагу, размышляя, как он их лучше развесить над дверью и над окнами.
— Тили-тили-бом, закрой глаза скорее, — Милки не мог удержаться и не запеть очередную дурацкую песенку. — Кто-то ходит за окном и стучится в двери…
Несколько листов желтого цвета он оставил для звездочек, которыми обязательно нужно будет украсить прихожую, а из обрезков он сделает яркие гирлянды-цепочки. Представив, как это будет смотреться, Милки вновь улыбнулся и заработал ножницами еще быстрее. Брат наверняка порадуется, когда увидит все это.
— Тили-тили-бом, кричит ночная птица, — Милки вырезал новый листочек и отложил его в сторону. Красную ленту, которую он сегодня нашел в парке, Милки повязал над окном, на край карниза, красивым бантом. Она была очень длинная, и концы свисали, а ветер, пробивающийся из-за неплотно закрытого окна, завивал их в забавные узоры. — Он уже пробрался в дом, к тем, кому не спится…
Еще один листок, новый изгиб ленты над окном.
Ветер.
Ярко-красный кленовый лист.
Ветер, ветер, ветер…
— Тили-тили-бом, — этот тихий голос словно бы влетел в комнату с порывом ветра, поддернул ленту, поднял в воздух аккуратно сложенные на краю стола листы. — Тили-тили-бом...
Милки сам не заметил, как очутился на ногах. Он сжимал ножницы и ярко-красный лист бумаги и боялся лишний раз выдохнуть, чтобы не потревожить… никого.
— Ты слышишь, кто-то рядом, — Милки подхватил песню дрожащим голосом, неотрывно глядя в окно. Он не слышал собственного голоса, не видел своего отражения в стекле, но знал, что от него ждут продолжения песенки. — Притаился за углом и пронзает взглядом…
Это было неправдой. За углом никто не таился, Милки это чудесно видел.
Потому что призрачно-белая тень уже стояла за окном, а в ее руках трепыхалась на ветру ярко-алая лента.

Ночью Милки не спал.
Брату он ничего не сказал, тревожить его такими глупостями не хотелось вовсе.
— Мне привиделось, — как молитву, твердил он шепотом всю ночь, укрывшись с головой одеялом и прижимая к себе огромного плюшевого кролика. — Такого не бывает, а даже если бывает — ничего плохого он мне не сделает. Он добрый, я верю, обязательно добрый и хороший.
На этом моменте Милки обычно немного успокаивался и, как всегда, обращался к своему воображаемому другу:
— Ты ведь согласен со мной? Правда?
Друг ему никогда не отвечал — Милки знал и объяснял это его молчаливостью. Так было всегда, и Милки, глубоко вздохнув, прижал поближе кролика, пытаясь закрыть глаза, но широко распахнул их в следующую же секунду.
Чужое дыхание раздавалось совсем рядом.
— Не бойся, — голос был тем же, что и вечером у окна — тихим, очень мягким и каким-то… неземным. Милки впервые за день почувствовал настоящую панику, не сравнимую ни с чем до этого момента. — Я рядом.
— К… кто… ты? — выдавил Милки, стискивая пальцы в кулаки до боли. — З-зачем?
— Ты сам меня позвал, — светлая тень выскользнула из-за угла и подошла ближе к кровати. Теперь его даже можно было рассмотреть — немногим старше Милки, светловолосый, белый, как свежее молоко или снег у крыльца, отливающий пепельным серебром, напоминающим полную луну. Он чем-то неуловимо походил на Милки — мягкими ли чертами лица, тихим голосом, улыбкой или чуть вьющимися волосами. Может быть, из-за этого, а, может быть, он правда не собирался причинять никому зла, но Милки осмелел. Сбросил с себя одеяло и, не отпуская кролика, сел на кровати.
— Меня зовут Милки, — наконец, проговорил он, не отрывая взгляда от светлого силуэта. Тот бродил — или парил? — около стола и с интересом рассматривал вырезанные кленовые листья. — Тебе… одиноко?
Милки сам не знал, откуда на ум пришла эта мысль, но он почему-то был уверен, что так оно и есть. Вряд ли у этой призрачной тени есть друзья — пусть даже и воображаемые.
Хотя друзей и у самого Милки нет.
— Очень, — голос у призрака звенел и перекатывался по комнате странными волнами.
Если бы Милки был художником или умел красиво говорить, он сказал бы, что голос этот висит в воздухе запахом снега с горных вершин или звуком далеких звезд, но Милки не умел. Поэтому он сполз с кровати и сделал осторожный шаг вперед, не зная, что делать, если призрак обернется.
— Как тебя зовут? — Милки перешел на шепот. Не хватало еще, чтобы сюда пришел брат. Он бы не понял этого, начал бы кричать или вовсе пытался бы напасть. Незачем, незачем.
— Рафаэлло, — он едва обернулся. Имя ему подходило чудесно, такое же звеняще-нежное, обволакивающе-мягкое, как перистые облака или густой туман. Или как сладкая сливочная масса, которую они иногда готовили с братом. — Милки, — повторил он, будто пробуя имя на вкус. Милки почему-то захотелось сделать так же.
— Это была твоя ленточка? — не выдержал Милки, кивнул на карниз, на котором та все еще болталась. — Мне, наверное, не нужно было ее забирать?
— Я видел тебя иногда, — невпопад ответил Рафаэлло. Он отошел — или все-таки отплыл? — от стола и теперь стоял, повернувшись к Милки лицом. Глаза у него были необычные. Милки не мог сказать, что в них отражалось и как они выглядели, но точно знал, что смотреть в них долго он не сможет. — В парке. Спасибо, — он улыбнулся вновь. Светло и ласково. Так Милки давно никто не улыбался — разве что он сам себе.
— Не за что, — Милки смутился и опустил голову. Он стоял босиком на паркетном полу, а Рафаэлло продолжал смотреть на него и улыбаться.
— Поиграешь со мной? — предложил он. Это звучало так по-доброму и по-дружески, что Милки ни на секунду не усомнился. — Ты ведь знаешь песни?
— Знаю, — с готовностью откликнулся Милки и сел обратно на кровать. — Садись. Ты ведь слышал ту песенку в парке?
Рафаэлло немного недоверчиво на него покосился, а потом все-таки устроился рядом и кивнул.
— Окрашен космос в черный цвет, поскольку атмосферы нет, — не слишком уверенно повторил он. В его исполнении песня приобретала странный оттенок — Милки как будто почувствовал всю глубину и пустоту космоса. Как будто простенькие фосфоресцирующие звездочки, которые висели на противоположной стене, вдруг засияли настоящими цветами гигантских раскаленных шаров. Как будто темно-синие обои стали настоящим космосом — огромным, чужим и безграничным. И это почему-то пугало и манило одновременно.
— Ни ночи нет, ни дня, — закончил Милки и бросил короткий взгляд на Рафаэлло.
Рафаэлло улыбнулся в ответ и запел снова.

Утра Рафаэлло не дождался. На рассвете, когда слабый свет стал пробиваться сквозь шторы, он исчез, рассеялся вместе с клочьями тумана. Милки после этого не спал; весь день ходил по дому, словно неприкаянный, не рискуя даже выйти наружу.
— Ничего не случилось, — вслух уговаривал он себя. — Все хорошо. Рафаэлло придет вечером.
Он сам не понял, почему ждет его возвращения, подумать ведь только, призрака. Но Милки не чувствовал от него никакой вражды — только искреннее желание подружиться.
В дружбе нет ничего плохого — Милки и сам бы не отказался иметь друзей, кого-то, с кем можно поговорить, кроме, конечно, брата. Но брат иногда вовсе не понимал его, например, ему всегда было скучно говорить о звездах. Да и тревожить его лишний раз Милки не хотел — он отлично знал, насколько тот все-таки устает на своей постоянной работе.
А воображаемый друг никогда с ним не разговаривал.
Готовить Милки толком никогда не умел, но очень часто приходилось. К ним могли заглянуть какие-то дети или даже кто-нибудь из знакомых, или старая тетушка-соседка, а Милки хотел, чтобы их с братом не считали какими-нибудь негостеприимными скрягами. Но у них не так часто бывали гости, кроме странных знакомых брата. Их тыквенной кашей Милки бы кормить не стал — он знал, что брат не станет общаться с плохими людьми, но боялся он их больше, чем Рафаэлло.
— Поскорее бы вечер, — снова произнес Милки, обращаясь сам к себе, и поднял на стол большую тыкву. До прихода брата он хотел сделать тыквенную кашу, а после — закончить гирлянды.
Свет он на кухне не включал. Вдруг так вечер придет быстрее.
Да и не только вечер.

Рафаэлло действительно ближе к ночи, когда окончательно стемнело. Брат сегодня на ночь остался на работе, и Милки долго жался под одеялом, ожидая хоть чего-нибудь.
— Здравствуй, — голос Рафаэлло прозвучал привычнее, чем впервые, но все так же странно.
— А тебе не нравится появляться днем? — спросил Милки, вновь садясь на кровати и пододвигаясь, ожидая, когда тот устроится рядом. Их заливал лунный свет, и Рафаэлло был почти невидимым в нем, только едва улавливались очертания его рук.
— Ночью лучше, — откликнулся Рафаэлло, прервавшись. Ладонь его повисла в воздухе — как раз рядом с носом Милки. Он всмотрелся в нее — молочно-белая просвечивающая кожа и слабое мерцание, вблизи совсем тусклое. — Днем ведь ты меня даже не заметишь.
Милки согласно кивнул, не решившись спорить. Он чувствовал чужое присутствие, но различить призрака на ярком свету было бы, наверное, нелегко.
Какое-то время они сидели в молчании, только Рафаэлло продолжал легко водить рукой из стороны в сторону, как маятник. Милки наблюдал за этим почти завороженно — зрелище было захватывающе красивым.
— Скажи, — вдруг спросил Рафаэлло, не поворачивая головы. Взгляд его был устремлен на ленту, которую Милки так и не снял. — Ты можешь выполнить мою просьбу?
— Какую? — Милки подтянул край одеяла и зябко закутался. В комнате вдруг словно стало на несколько градусов холоднее — или ему показалось? — Сделать что-то? Помочь?
— Скоро закончится ночь, — мягко произнес Рафаэлло, глядя на него. Его голос гулко отдавался где-то у Милки в груди, перетряхивал внутренности. — Грань сейчас истончилась, растаяла, но скоро снова вырастет. Может быть, ты… — рука его, невесомая и неощутимая, легла Милки на плечо, слегка погладила его по затылку.
Тот почувствовал, как спину пронизывает нечеловеческий холод, но страха не было. Он доверял Рафаэлло — Милки и сам не знал, почему, но он все так же твердо верил в то, что ничего плохого с ним не произойдет.
— Я хочу дружить с тобой, — Рафаэлло протянул к нему вторую руку в каком-то подобии объятия. — Милки… Пожалуйста.
— Я тебя не понимаю, — тихо пробормотал Милки, не рискуя поднять взгляд и зажмурившись на всякий случай.
— Это простой обряд, — успокаивающе произнес Рафаэлло и попытался погладить его по спине. — Заверим нашу дружбу. Ничего плохого не случится, не бойся.
Милки читал много книг в школе, о том, что нельзя говорить с незнакомцами или гулять под солнцем без шляпы. Но он совсем не знал, что за обряды существуют для заверения дружбы с призраками.
Но он должен помочь.
Рафаэлло станет его первым и настоящим другом.
— Я… что надо сделать? — он не понял, как произнес эти слова. Словно бы что-то заставляло его произносить эти слова — выскальзывали изо рта они сами, легко и правильно ложились на язык.
— Идем, — Рафаэлло встал, попытался взять Милки за руку, но та прошла сквозь нее. Внимания на это он не обратил — поспешил к двери, остановился там, дожидаясь, пока Милки закончит торопливо одеваться.
— Не забудь куртку, — подсказал Рафаэлло, зависнув у порога. Милки подчинился, снял с полки шарф, обматывая его несколько раз вокруг шеи. Ноги сами его вели — как будто Рафаэлло был заклинателем змей, Милки однажды видел такого в цирке, а он сам — послушным ужом у него в руках.
До парка они почти бежали. Милки не знал, почему они идут туда, но спрашивать боялся. Он упал несколько раз по дороге, но каждый раз тут же поднимался, даже забывая отряхнуть штаны. Туман вокруг них сгущался все сильнее — темнота осенней ночи собиралась со всех сторон. До рассвета было еще далеко, и силуэт Рафаэлло вновь терялся, расплывался в этом тумане нечетким серым маревом.
— Стой! — Милки, наконец, остановился, пытаясь восстановить дыхание. — Погоди... немного.
— Мы уже пришли, — в улыбке Рафаэлло читалась прежняя мягкость, но какая-то странная, как будто смешанная с безумием. — Вот дерево… видишь?
Милки оглянулся — они стояли возле того старого клена, на котором он тогда нашел ленту. Вот та же ветка — крепкая, старая, способная выдержать…
Выдержать.
Осознание вспыхнуло в голове искрой.
— Ты же не… — у Милки в горле пересохло, а язык едва ворочался. Рафаэлло не может. Нет. Никогда.
— Все будет хорошо, — чужая рука вновь скользнула по затылку Милки, а ветер поддел кончики его темно-синего шарфа. — Смотри, все так просто… Ты ведь поможешь мне? Не оставишь в одиночестве? Будешь со мной дружить? Всегда? Правда ведь?!
Шарф уже оплетался, как безумная змея, вокруг ветки. Милки сам не понял, в какой момент его ноги оторвались от земли, а воздуха стало отчаянно не хватать. Перед глазами все чернело, даже сизый туман темнел, расплывался, и вскоре не было ничего — ни старого темного парка, ни месяца где-то за облаками, ни Рафаэлло.
Окрашен космос в черный цвет…

Киндер подобрал с земли красивый изогнутый корень и глянул на часы. До обеда оставалось всего-ничего, нужно было поскорее расправиться со всем идти домой. Сегодня наверняка к нему должны были зайти друзья, одеться в костюмы, а потом они собирались походить по соседским домам, пугая и выпрашивая сладости.
Вдруг он прищурился — вдали на ветке висело что-то темно-синее, так странно смотрящееся тут. Он сам не знал, что его заставило подойти ближе и рассмотреть длинный теплый шарф, обвязанный вокруг ветки. Немного подумав, он медленно протянул руку вверх и, распутав его, сжал в руке, задумчиво поглядывая на него.
— Киндер, эй! — кто-то окликнул его, и он машинально бросил шарф в портфель. Если бы его позже спросили, вряд ли бы он вспомнил, как это сделал.
— Окрашен космос в черный цвет…
Киндер резко оглянулся, но за спиной у него никого не было.
Наверное, показалось.
Тили-тили-бом.

@темы: Джен, Рафаэлло, Фики, Милки Вэй, Слэш

Comments

[Layne]

ОХОБОЖЕМОЙ Чёрт, это так круто, что я растеряла все слова хD
Рафаэлло идёт быть призраком *_* А вот Милки жалко. Прям совсем

[morrodel]

Жууууть *додумала почти все недостающие детали, сижу, боюсь, довольна* Автор, миленький, а как давно тянется эта цепочка?
за песенку вам отдельное пасибо, еле уснула, нельзя такие песни детскими голосами петь))))

[Гость]

Какая грустная страшная история

[Торт-оборотень]

Layne,

Рафаэлло идёт быть призраком *_*

СРАЗУДА, это же офигенный образ, прастите, упоролся хД
А с Милки все будет хорошо, ага
Спасибо большое

morrodel,

Автор, миленький, а как давно тянется эта цепочка?

Вероятно, долго, поэтому мне очень интересно, кем мог соблазниться сам Раф))

за песенку вам отдельное пасибо, еле уснула, нельзя такие песни детскими голосами петь))))

Я тоже с трудом уснул, когда первый раз услышал Тт

Гость, мне будет хорошо [2]
Спасибо

[Кошшарик]

Пробрало. Автор, спасибо!

[Торт-оборотень]

KosharikWildCat, оо, это комплимент спасибо!))

[Гость]

Вероятно, долго, поэтому мне очень интересно, кем мог соблазниться сам Раф))

Роше?..

[Гость]

Или Тик Таком.
не дописал

[morrodel]

Вообще очень люблю такие истории, когда жуть происходящего полностью понимается не сразу, а "догоняет" спустя какое-то время. Спасибо ещё раз.

[Торт-оборотень]

Гость, может быть, Роше) Надо написать приквел хДД

morrodel, я что-то совсем смутился, но такой прием мне тоже нравится и вам спасибо большое